Семен Шехтман: ми не знайшли сил повернутися до Обухова

11/11/2016

w512h5121390855308menorah512Київ, Обухів, Душанбе, Васильків, Київ... Голодомор, Голокост, евакуація... Він не належав до когорти міфічних властиво обухівських євреїв, тих, хто жив у місті хоча би з 19 століття. Його батьком був прокурором, частина дитинства минула в Обухові. А значить він частина його, Обухова і нас, обухівчан, історії.

Як жив і що пережив Семен Шехтман розповів автор Єврейської України кілька років тому.

***

“Мне в жизни везло на хороших людей. Везде и всегда убеждался, что их гораздо больше, чем плохих”. Согласитесь, что эти слова мог написать только большой оптимист и хороший, добрый человек. Таким его и знают многочисленные друзья и знакомые. Хотел бы причислить себя к первой категории, но не смею. С моим коллегой-журналистом,   а  кроме того - писателем, автором шести книг Семеном Ароновичем Шехтманом мы лишь старые добрые знакомые, которые всегда взаимно рады встрече. Видимся довольно часто, потому как оба работаем в еврейских СМИ,  а  всевозможных еврейских мероприятий проводится нынче немало. И всякий раз обмениваемся впечатлениями относительно того, или иного события, обсуждаем выступления наших еврейских лидеров, говорим о житие-бытие, о наших иногда радостных,  а  иногда невеселых еврейских делах. У Семена Ароновича огромный жизненный и профессиональный опыт, послушать его всегда интересно.

Сегодня мне представилась возможность поговорить с Семеном Шехтманом, так сказать, в прямом эфире - на страницах нашей газеты. Повод? Да он, собственно, есть, - 80-летие ветерана журналистики, ветерана Советской Армии полковника Шехтмана мы отметили 5 апреля. И поэтому есть желание послушать (и дать такую возможность вам, уважаемые читатели) мудрого собеседника, тесно связанного с возрождением еврейской жизни в Украине, поговорить с ним о том, что хорошо, и что плохо у нас с вами получается в этой непростой работе.

Перед тем, как начать беседу, хочется представить вам этого человека, с которым многие из вас если не лично знакомы, то хотя бы видели его во время различных еврейских событий. Но кто лучше самого Семена Ароновича знает и может рассказать о его большой жизни? Поэтому представляем вашему вниманию автобиографический фрагмент из книжки, изданной в 2001 году к 70-летию Семена Шехтмана, названный автором “Юбилейное откровение”.

- Родился я в 1931 году в Киеве. Мама рассказывала, что это были страшные годы. Люди умирали от голода. В Василькове ходили слухи, что имелись даже случаи людоедства. Сейчас это время обозначено одним словом - “голодомор”.

Выжили и вскоре вступили в не менее страшные времена, когда начали искать “чужих среди своих”. Люди бесследно исчезали с рабочих мест, из собственных квартир. Мой отец в эти годы работал прокурором (последовательно) Барышевского, Бышевского, Володарского, Обуховского районов. Знаю, что и он, обладая определенной властью, не всегда мог помочь людям отыскать их отцов, матерей, детей...

 А  потом была война. 22 июня 1941 года отец, уходя из дома, попросил маму никуда не уезжать из Обухова, чтобы не было повода обвинить семью прокурора в паникерстве. Следующая и последняя встреча с отцом состоялась через полтора месяца в Киеве. Он срочно вызвал нас попрощаться, причем уезжал, как оказалось, не он,  а  мы - нас эвакуировали. Сначала в Краснодарский край,  а  затем в Сталинабад (нынешний Душанбе). Здесь я окончательно расстался со своим детством, хотя было мне всего-то десять лет, здесь пережил первую в жизни семейную потерю,- нам сообщили, что отец - военный юрист Шехтман Арон Григорьевич - пропал без вести 18 сентября 1941 года. Что я тогда чувствовал? Об этом очень точно много лет спустя сказал Владимир Высоцкий: “для меня, будто ветром задуло костер...”

В том очень смутном времени надежда была только на себя. Приходилось ремонтировать обувь, клеить из резины калоши,  а  во время школьных каникул работать на фабрике. Ради куска хлеба я рисовал какие-то подобия картин, делал безделушки типа “Ванька-встанька”,  а  тетя Феня - мамина сестра - пыталась продавать сию “продукцию” на базаре. Мы ходили по убранному полю и искали оставшуюся в земле картошку, свеклу, репу...

Летом 46-го приехали в Васильков, где в полусгоревшем бабушкином доме нам досталась крошечная комнатка. Бабушку с младшей дочерью Сонечкой и ее детьми расстреляли в Бабьем Яре. Мама так и не смогла найти в себе моральных сил поехать в Обухов, где был наш дом и остались все вещи, и я “щеголял” в выцветшем х/б обмундировании, подаренном маминым братом, в кирзовых ботинках и обмотках, которые мне подарил другой дядя-фронтовик.

Земным раем показалась мне Киевская артспецшкола, в которую в 47-ом я был принят как сын погибшего офицера. Здесь у меня была своя койка, обмундирование, кормили четыре раза в день. В 1952-м я закончил по 1-му разряду артиллеристское училище, и мне предложили выбрать военный округ для прохождения службы. Попросил оставить меня хоть на пару лет в Киевском ВО, чтобы жена закончила институт. “В Киевском нет мест”, - ответили категорично. Других оставляли в Киеве вопреки их желанию,  а  мне отказали. Лишь потом до меня дошло, что “космополиты”, с которыми в то время боролась Советская власть, - это были обыкновенные евреи, и я в том числе. Короче говоря, мой “выбор” пал на Сибирский военный округ.

У меня нередко спрашивают, как мне, еврею, удалось закончить одну из самых престижных академий и получить воинское звание полковника.  А  я думаю: “Почему не стал генералом, как мои друзья-соратники по академии?” Во время учебы мы с Дмитрием Волкогоновым были в одном звании, но он стал генерал-полковником. Ответ на такие вопросы-мечты предельно прост и давно известен: “не всем быть генералами”.

31 год я посвятил службе в Вооруженных силах и после увольнения был приглашен на работу в Комбинат общественного питания Киевского “Военторга”. Честно говоря, там было не легче, чем в армии. Сотрудниц общепита,  а  их было более 1000 человек, мы ласково называли “девочки”. С этими девочками мы обслуживали все армейские и фронтовые учения,  а  после аварии на Чернобыльской АЭС - всех участников ликвидации аварии.

Президиум Верховного Совета СССР за участие в ликвидации аварии наградил меня правительственной наградой, Министр обороны присвоил воинское звание полковника,  а ЧАЭС “сделала” инвалидом 2-й группы.

Судьба никогда не баловала меня,  а  подчас наносила довольно ощутимые удары. В 1976-м году ушла из жизни жена София, с которой мы прожили 24 года. Ну, прямо, как украли, вырвали из рук. Приехали в отпуск в Киев из Комсомольска-на-Амуре,  а  уехал я один. Мы не были избалованы присутствием родственников, жили вдвоем, потом втроем с сыном Владимиром и под конец вчетвером с дочкой Ириной. Поэтому потеря ощущалась архиостро. Через 9 лет умерла моя мама,  а  еще через 9 - сынуля, и жизнь начала для меня становиться бесцельной. Помогли выйти из депрессии близкие и друзья, в первую очередь дочь, сестра жены - Эллочка, мой брат Григорий - доктор технических наук, Раиса Александровна, с которой мы вместе более 20-ти лет.

Вот уже десять лет я тесно связан с возрождением в Украине еврейского самосознания, еврейской культуры, истории и традиций. Случилось так, что, когда в Киеве была открыта еврейская гимназия, первой ученицей стала моя старшая внучка,  а  спустя десять лет ее заканчивает младшая внучка. Вместе с ними учился и я,  а  в 95-ом даже закончил Открытый университет Израиля.

Получив много добра и тепла от встретившихся на моем пути людей, я сам уже раздаю его, следуя мудрому афоризму: отдал - сохранил, сохранил - потерял...